Моя суперзвезда

Я сижу пред белым монитором,

Слыша сердца стук и нервов звон.

Точно так дрожала на трубе веревка,

Когда покинул грешну землю Он…

Теснота, тишина, запах дерева. Свежеструганного.

Он. Я русский поэт мать вашу! Карету мне! Что же рука-то так болит? Наверняка отлежал во сне. И шея. Или горло? Проклятый спирт. Кто меня одел так? Костюм как новый. Где я вообще? И кто там шепчется? Наверняка соседи. Проклятые нумера Англетера! Что они там говорят? Эй! Может замолчите? Сволочи.

Мы1. Был прекрасный человек!

Мы2. Восхитительный!

Мы3. Я в восхищении!

Мы1. Королева в восхищении!

Он. Мешаете спать, великому крестьянскому поэту!

Мы2. Как же он красив! Даже теперь.

Мы3. Помню я, как пред зеркалом часами он просиживал, прическу поправлял. Я говорит Толя благодаря этим кудрям в поэзию вошел. Вот ты с дворянской семьи. У тебя лицо от батюшки красивое. А мы c деревни. Нам за красотой ухаживать велено. Это тебе не в жмурки Пьеретты играть. Так-то.

Мы1и Мы2. Ах расскажите, расскажите нам о нем. Мы в восхищении! Он так прекрасен!

Мы3. Так слушайте. Когда он писал стихи…

(входит ямщик)

Ямщик. Знал я барина, да. Вёз я барина с ихней барышней. Барин невеселый был, про поэтов спрашивал, да про стихи. А я че? Пушкина, говорю, знаю. А барин говорит ― так Пушкин умер уже. Вот теперь и барин стал. Поэтом. Эх, барин. Как же так. Ушел ты в мир иной. Пустота. Летишь в звезды врезываясь. И нет пивной. Жаль не было чернил.

Мы2. Восхитительный!

Мы3. Я в восхищении!

Мы1. Королева в восхищении!

Он. А почему это вокруг меня ветви елок разложены? Хвоей пахнет. И шелкопрядом. Этот запах, лесной, родной. Мне в кровь вливается черным ядом.

Мы2. Помню как предстал он пред царицей, в том далеком, шестнадцатом году. Голубоглазый мальчик, с золотистыми кудрями и в лаковых ботиночках. Вместе с крестьянином из Клюевки пришел, черным ходом. Читал ей, про весну, деревню и берёзки. А она слушала, слезу утирала. Потом и в Петербурге его прижила. Трепал он правда…

Мы 1. Был прекрасный человек!

Мы3. Я в восхищении!

Мы1. Королева в восхищении!

Мы2. Что бочки едет в Ригу катать. Дескать, голод царит на Руси крестьянской… а сам в сапогах рыжих никогда та не ходил. Да и деревенских своих не любил он. Знаю, знаю их, он говорил. Им только дай, да дай. А мне то что? Пусть восхищаются, захлебываясь слюною говорят, что мол они меня в литературу привели.

Он. Я бочки ехал катать? Смешно. За славой я приехал. Прям в Петербург. Клюев, Гиппиусиха? Вот суки. Я сам все сделал! Я русский поэт, мать вашу!

Был прекрасный человек!

Восхитительный!

Я в восхищении!

Королева в восхищении!

Каковы постояльцы. Стихами гворят. Запомнить нужно мне. Я голоден и зябко как-то. Налейте спирта полные бокалы, я про проститутку вам прочитаю стих. Любовью вас своей кормлю я не задаром. Вы в монументах воздадите за двоих.

Мы1. Я прогуливался с ним помню как-то.

И увидав толпу зевак,

Что окружили человека в черной шляпе,

он воскричал ―

Да кто же это? Кто?

Шаляпин, ответил нам босяк, что у дороги,

В гнилой канаве жевал табак.

Вот это слава, я хочу быть как он. Его глаза так загорелись. Потом расстрел. Но не было уж черемухи. Вся от мороза русского пропала, и дымом деревь пропахла. Ах, да простите я все не про то. Ведь так прекрасен, так восхитителен был этот человек.

Мы2. Восхитительный!

Мы3. Я в восхищении!

Мы1. Королева в восхищении!

(ямщик выходит)

Мы3. Постойте, куда же вы? Ведь надобно проститься!

Ямщик. Извольте. Пора уж мне. Работа у меня такая. Стихи без запятых писать (Бриги разберутся!) и кровь в чернила заменять. Вот поцелую я его, прям в лоб. И все пройдет. Прости Сережа. Обидел я тебя тогда.

Он. Обидел? Кого? Меня? Ведь я Сергей! Отец крестьянского народа и муза простититуток московских!

Ямщик. Да, да. Обидел. А ведь такой прекрасный человек. Я в том кафе сидел. Он ― за столиком напротив. «Простите, Маяковский, угостите папироской?» Я вытащил портсигар, он подошел. «А знаете, ― сказал ему тогда,― ведь папироса вам не дам.»

Он. Я отошел и проговорил ― «Через год я буду лучше тебя!» И стал, вот видит Бог…

Ямщик. Он вернулся за свой столик, страшно злой. И поэту, что с ним сидел пивною кружкой по голове как уеб (хлопает дверь и в комнату входит человек с лицом, как будто сделаным топором). Того понятно в скорую, потом милиция приехала. Спрашивает его ― «Сергей за что? Ведь это друг ваш». «А что он, сука!», ответил он. Ах, какой же человек. Прекрасный человек! (выходит на балкон и с шаром с надписью Северянин в руке начинает балансируя ходить по перилам)

Мы2. Восхитительный!

Мы3. Я в восхищении!

Мы1. Королева в восхищении!

Человек с лицом, как будто сделанным топором. Приветствую вас. Я похудел, ведь блох я ел, тогда во время революции в деревне… Вот новый отрывок моего романа. Прочтите и скажите, чтоб Вы хотели поменять? Быть может здесь, иль здесь не так? А может этот вот отрывок заменить? На более политкоректный? Ах, что? Поэт наш умер? Вот беда! Лежит вот здесь, такой красивый! Прям ангел, его лицо окружено ветвями елок. Как отождествление с деревней. Ох, боже мой! Какого ху… (входит молодая женщина с красивым телом и длинным белым шарфом на шее) …дожника русского слова потеряла Россия. Ох, простите, Советский союз. Чу! Слышите! Вишневый сад горит. Уже бегу. Сейчас сам Верховный мне позвонит. Вчера звонили, да не застали меня. Хотели поговорить про всем известного диссидента Мандельштама. Уже бегу. Простите мадам, мне кажется Фирс болен. Вызовите ему врача. Вот номер, спросить Доктора Большеваго. Привет!

Он. Действительно воняет хвоей. Однако, все мои соседи, как по приказу обсуждают мою жизнь. Ну вот я им!

Женщина. (говорит на иностранном языке, плачет и единственная из всех собравшихся жестикулирует руками) Серёжа, милый мой, любимый! Что же ты наделал? Как же так? Ведь не могу теперь я, без тебя. Все это все твои друзья в этой стране, проклятые, виноваты. Они, склоняли здесь тебя, на путь пьянства и дорогу разврата. Сейчас же, скорей в машину. И уезжать, бежать скорей. Скорей отсюда!

Мы1 (шепотом Мы2). Любовница поэта. Это с нею, чертовкой, он укатил в Америку. Там с ней по гостиницам ездил. Она его склонила к блуду. А ведь, негодяйке всего двенадцать лет! Но он не виноват, она змеюка. А он прекрасный человек!

Мы3. Она, она его убила. Он здесь был всем. Известен! Поэт! Туда когда приехал, о нем никто не ведал! Поэт? Есенин? А кто это? Ху из? И вот, Поэт наш послал всех на хуиз и вернулся. На родину. Вот тогда у него и началась эта болезнь. Она, эта двенадцатилетняя девочка влила в кровь поэта черный яд. Он сам мне говорил, что перед зеркалом стоя, не видел он уж облика родного, с глазами ясными и рыжим, вихристым чубом. Отражалась в зеркале лишь тень, того что было некогда Поэтом. Но он был настоящим человеком. Настоящим.

Мы1. Искренним.

Мы2. Добрым.

Женщина. Ах мой Серёжа, мой родной. Оставил ты меня одну, несчастной. Уже не светишь ты во тьме ночной, на небесах, луною ясной. Но слышите, вы, все, слышите! По-настоящему лишь я одна была его любовью!

Он. Вот дура. И она здесь. Ну погоди, сейчас я только встану!

Женщина. Теперь лежишь, глаза прикрыл. А помнишь, как в кафе ты предлагал мне посмотреть расстрел? Тот милый господин в очках командовал тогда. А как мне волосы ты поджигал? О, мой любимый. Прости за все. Теперь одна здесь я. А ты на небесах. Ведь я ещё тогда-тогда, танцуя на столе, перед твоими пьяными друзьями, что нет страшнее наказанья на земле, чем облик твой не созерцать. Уж лучше сгинуть в сточной яме. Прощай моя любовь. И жизнь моя прощай. Уж солнце заблестело в спицах. Автомобиль уж ждёт.

(входит ямщик, в глазах блестит слеза)

Ямщик. Пора. Уж тьма пришла. Накрыла. Покрытый славой проклятого Поэта город. Здесь нет чернил, одни лишь маузеры. Давайте крышку. Прибивайте. Вставайте. Поднимайте. Вы здесь берите, вы вот там вон, с края. Постаронитесь барышня. Здесь гроб несут. И тело. Великого поэта.

Он. Ну все, сей пакостный спектакль мне окончательно наскучил. Встаю, несут, меня там обсуждают. Все что-то шепчутся и плачут. Прям невмоготу. Довольно! Откройте дверь. Сейчас же! Здесь я стою, русский поэт. Откройте двери, бляди! Что велено, сейчас же! ОТКРЫВАЙТЕ! ОТКРОЙТЕ!… ПОМОГИТЕ! Выпустите меня. Кому сказал! БЫСТРЕЙ! Ну что же вы? Блядь, ОТКРЫВАЙТЕ! Я русский поэт, мать вашу!

Теснота, тишина, запах дерева. Свежеструганного.

…Но звон веревки,

это лишь часть вселенной,

Это начало нового стиха.

В наших сердцах,

Ты будешь жив вовеки!

Пока рука еще сильна,

Держать перо,

И не сомкнулись веки

Благодарю Тебя,

Поэт Сергей Есенин,

Поэт села Константинова.